Дискуссия

До конца ли растранжирено наследие реформ?

 Эта дискуссия появилась в рамках подготовки к циклу лекций "Реформы 90-х. Как это было"

Андрей Колесников: 20-летие формирования правительства Егора Гайдара – одновременно оптимистичная и грустная дата. С одной стороны, короткие, но внятные реформы заложили основы рыночной экономики и политической демократии. С другой, многие принципы и того, и другого безжалостно профанированы, и прежде всего в последние десять лет. Режим, существо которого Егор Гайдар определял как «мягкий авторитаризм» или «закрытая демократия», с годами обнаруживает все меньшую гибкость и способность адекватно реагировать на вызовы времени, фактически транжиря наследие реформ и монотонно снимая ренту с высокой нефтегазовой конъюнктуры.

Что делать, известно из работ того же Егора Гайдара (что характерно, в глубине души это понимают даже «мягкие авторитаристы» и «закрытые демократы»): снижение государственной нагрузки на экономику, активная миграционная политика, пенсионная реформа, реформа образования и здравоохранения, реформа армии, стимулирование политической конкуренции.

Гайдаровские реформы должны быть дополнены реформами второй волны, на которые власть не может решиться. Точно так же, как она не могла решиться на преобразования в 1970-е годы и даже в конце 1980-х (во всяком случае неизбежной либерализации цен от советских правительств никто так и не дождался, это бремя было переложено на Гайдара).

До конца ли растранжирено наследство реформ 20-летней давности? Мы предлагаем найти ответ на этот вопрос и обсудить две статьи о попытке системной трансформации начала 1990-х годов – в «Новой газете» и в газете «Ведомости». 

Григорий Ревзин искусствовед, историк, обозреватель издательского дома "Коммерсантъ" Говорят, Егор Тимурович переживал, что ему пришлось так поступить со страной. В его книгах, особенно в «Конце империи», очень ощутима интонация оправдания. Он все время говорит, а иногда даже кажется, что кричит: было настолько плохо, что я не мог иначе. Эта же мысль теперь очень распространена среди его друзей и единомышленников, по «Эху» и «Свободе» они привыкшими к фразам голосами рассказывают, что Гайдар ни в чем не виноват, все рухнуло до него, а он ничего не украл и был лично честен. Люди, ненавидящие либерализм, ставят под сомнение, что было все было настолько плохо и доказывают обратное. Люди иного склада, как Явлинский или Илларионов, высказываются в том смысле, что то, что получилось – еще хуже. Тут много оттенков, есть о чем поспорить. Но все согласны с тем, что Егор Гайдар сделал что-то очень плохое, греховное, и вопрос в том, был ли он вынужден это сделать или сделал в силу каких-то внутренних своих качеств. Мне кажется, тут произошла ошибка. Быть может, она вызвана излишним человеколюбием Гайдара. Он принял на себя боль умирающей советской империи и у него получилась апология хирурга - да, я виноват, что вам было так больно, но я не хотел этого и не мог иначе. Чувствовать боль других -- это, конечно, симпатичное качество. Но в результате все сложилось странно, чтобы не сказать абсурдно. Мы молчаливо признали, что либеральные реформы – это очень плохо, и идти на них можно только в случае крайней необходимости. Спор идет о том, наступила ли эта необходимость или еще нет. Правительство считает, что нет, либеральные экономисты, что уже давно пора, но это же не важно. Важно, что все согласны -- это зло. Понятно, что при таком отношении к либерализму от него отказываются при первой возможности, а обращаются в крайнем случае. Понятно, что реформы были свернуты, как только чуть-чуть отпустило. Понятно, что к ним не обратятся, пока не станет совсем уж невмоготу. И в итоге мы живем в помраченной картине мира. Мы полагаем, что частная собственность – это плохо, это пробуждает в людях их самые худшие стороны, они едят других в погоне за прибылью, и спасение от этой беды – это государство. Но поскольку совсем без нее останавливается развитие, то мы ее допускаем как неизбежное зло. Однако чтобы она уж не очень гадила, считаем более правильным, когда государство за ней присматривает. То есть бизнесмен – это априорно гад, а сравнительное его улучшение – это чиновник-бизнесмен, он все же не вполне от себя, а отчасти от государства. Он, конечно, вор, но все же это относительное добро, если вспомнить, что получилось у Гайдара. Мы полагаем, что выборы – это очень плохо, потому что страна идет вразнос. Но поскольку без них невозможно сбрасывать пар, мы полагаем более удачными такие выборы, чтобы было понятно заранее, кого выберут. Для этого, конечно, нужно массу всего делать – нужно мухлевать, подкупать, запугивать, нужна система тотального вранья, но это все же добро по сравнению с тем, что получилось у Гайдара. Мы полагаем, что если сделать независимый суд и предоставить ему все решать по закону, то все полетит к чертовой матери, потому что законы несовершенны, а судьи подкупны. Правильным и добрым мы считаем ситуацию, когда сначала все решается теми кому положено, по справедливости и в интересах государства, а потом уж юристы находят законы, чтобы все это обосновать. Конечно, тут есть издержки, потому что люди, которые тайно решают по справедливости и в интересах государства, часто действуют вовсе даже из мести и в собственных интересах, да и судьям надо как-то компенсировать их имитационное положение, предоставляя возможность подкармливаться с должности. Но это все же лучше, чем то, что получилось у Гайдара. Возьмите нашу конституцию – это же совершенно подрывной, экстремистский документ. Мы не соблюдаем большинство ее статей. Там гарантированы самые разные свободы, там прописаны совершенно не те органы власти, которые у нас реально все решают, там, страшно сказать, нет даже места для Суркова, потому что не описана администрация президента. Нехорошо, конечно, потому что конституция – это основа легитимности власти и нельзя долго всю легитимность основывать на откровенном вранье. Но все же лучше так, чем то, что получилось у Гайдара. Я жил в советское время, и хорошо помню, что получалось, если выяснялось, что кто-то в компании член партии. В общем-то самым правильным было встать и уйти, но иногда не получалось, и находились такие объяснения, что он хороший человек, но почему-то не мог иначе. Тогда ситуация как-то зависала во всеобщей взаимной неловскости, все было стыдно видеть друг друга. Сегодня ровно то же самое. Если ты узнаешь, что какой-то человек вступил в «Единую Россию», то правильно прекратить с ним отношения, хотя иногда это неудобно. Но с этими в целом проще, потому что их сравнительно немного и это патентованная мразь. А если ты знаком с крупным чиновником, ты уговариваешь себя, что он, вот он конкретно не вор, хотя остальные-то понятно, кто такие, но он – нет. А их уже очень много. А если ты общаешься с каким-нибудь более мелким чиновником, и даже он что-то для тебя делает на коррупционной основе, то вообще не знаешь, куда глаза девать, и приходиться все время нагло и неопределенно улыбаться. Прямо уже скулы сводит от этой улыбки. Если ты знаком с бизнесменом (они у нас только крупные выжили, мелких съели), то опять же уговариваешь себя, что он почему-то, взяток не платит, под едросов не ложится, «наших» не финансирует, и вообще приличный человек, не то, что остальные. А если ты знаком с каким-нибудь экспертом, экономистом, социологом, светлой головой, который пытается как-то продвинуть свои идеи, то ты, конечно, знаешь, что он пишет программу для Суркова или другую программу, но в конечном счете опять же для Суркова, но иначе-то ему как быть? Как в СССР. Условием любого действия стало тонкое моральное различение сортов говна, и вот эти мы точно не берем, а вот это, принюхайтесь, пожалуй, со свежим оттепельным душком. И вот это считать добром? Слушайте, условием легитимности всего этого говна и лжи является то, что либерализм, свобода, невмешательство государства в экономику, европейское законодательство и его соблюдение – то есть полюс нормального – у нас превратился в крайнюю меру, на которую можно решаться только если у тебя рак, и другого выхода нет, иначе все равно гибель. Споры ведутся в пространстве различения типа опухоли – некоторые считают, что уже пора резать, а некоторые напирают на химиотерапию. А химиотерапия путинизма – это такая штука небезболезненная. От нее выпадают волосы, исчезает жизненный тонус, развивается импотенция и в голове случается серое помутнение, а в сердце пустота. Мы стремительно теряем всякий смысл жизни и вскорости, как в 70-е, массово начнем преображаться в буддистов, новых прицерковленных или уфологов. Слушайте, ну так же нельзя. Ну ведь это какая-то бредовая мифология, как будто нас посмертно заговорила птица Гамаюн советской власти. С людьми, доказывающими, что Ленин был гуманистом, а советская власть строила Рай на земле, не было смысла разговаривать еще тогда, при Гайдаре, как нет смысла играть с шулерами. Но такое ощущение, что мы хотя и не играли, а все равно оказались в проигрыше. Мы будто и впрямь верим, что там было хорошо, что государство там заботилось о народе, вело его в светлое историческое будущее, что у всех была цель жизни, перспектива, а Гайдар взял и все это порушил. Мы будто признали, что конечно были перегибы, но в целом где-то как-то действительно что-то такое в них было, о народе они заботились, а мы, конечно, что ж, рвачи и человеконенавистники, и только едросовская мразь худо бедно спасает врачей и учителей от наших низменных инстинктов. Знаете, такое ощущение, что Гайдара как-то победили его учителя, что-то вроде Петракова с Абалкиным, и как бы мы приняли, что капитализм – это не очень, а хорошо – когда НЭП, то есть чего-то такое частное и гаденькое шебуршится, но командные высоты-то у тех, кому положено. Собственно путинская экономика и есть такой НЭП, с той разницей, что некоторые командные высоты государство занимает в частном лице чиновников-бизнесменов. Мне кажется, нам надо как-то вернуться в нормальное состояние, и вспомнить, что Гайдар – это не неизбежное зло вовсе, а добро. Это возвращение к ситуации, когда ты сам отвечаешь за то, что сделал, и тебе не стыдно ни за себя, ни за своих контрагентов. Когда ты можешь уважать свое государство, а не понимать, что это такой специальный механизм воровства, без сделки с которым не выживешь. Гайдар – это не всенародная беда, вынужденная или не вынужденная. Это возвращение себе чувства достоинства. Достоинство -- дорогая вещь. И за нее можно многим пожертвовать. Но важно понимать, что это достоинство, а не зло. Потому что нет такого неизбежного зла, которого люди не пытались бы избежать.

Леонид Гозман политик, президент общественного движения «Союз Правых Сил», директор по гуманитарным проектам ОАО «РОСНАНО» Реформы Гайдара определили значительно больше, чем обычно принято считать. Многие беды нашей страны, вызванные отсутствием экономической и политической конкуренции, связаны с реформами, но не с тем, что реформы были неправильными, а с тем, что реформы не дали довести до конца. Другие последствия реформ, наоборот, недооцениваются. Лидерами команды Гайдара была создана рыночная экономика, а все те плюсы, которые мы сегодня имеем, являются следствием рыночной экономики. Так что по своей сути запас реформ еще не растранжирен. Да, у нас не созданы демократические институты, но и с ними наблюдается большой прогресс: у нас нет свободы печати, но есть индивидуальная свобода; у нас нет выборов, но есть возможность публично выразить свое отношение к тому, что проводится вместо выборов. Сегодня у нас построен тот самый бассейн без воды из анекдота про сумасшедший дом, в котором больные говорят: «Мы там прыгаем, ныряем, и доктор обещает, что если будем себя хорошо вести, то нальют воду». Я, наверное, в диссонансе с большинством людей наших политических взглядов скажу, что бассейн без воды мне нравится больше, чем жизнь без бассейна вообще. Потому что у нас есть технологии, которые требуют только включения. Фарсовые выборы лучше, чем вообще без выборов потому что их можно сделать настоящими. Фальсифицированные демократические институты лучше, чем вообще без институтов. В тот момент, когда общество будет готово снова вернуться на демократический путь развития, оно сможет воспользоваться демократическими процедурами, которых до этого в нашей стране не было сотни лет. Это тоже результат реформ Гайдара.

Сергей Гуриев экономист, ректор РЭШ Многие из реформ, начатых или объявленных гайдаровским правительством, проводились и в течение первого срока Владимира Путина. После этого по целому ряду направлений произошел откат. По каким направлениям реформ правительства девяностых и нулевых продолжили исходный план реформ, остановили его или обратили вспять? Участники гайдаровского правительства намного лучше меня смогут рассказать, какие именно приоритеты поставили перед собой реформаторы. Как сторонний наблюдатель, я считаю, что лучше всего оценить реформы последних двадцати лет с точки зрения общепринятого в те годы подхода к реформам, известного в качестве «Вашинтонского консенсуса». В отличие от распространенных сегодня точек зрения, что Вашингтонский консенсус якобы предусматривал лишь приватизацию, либерализацию цен и либерализацию внешней торговли, на самом деле он содержал сбалансированный подход к реформам и предполагал целый ряд институциональных преобразований (включая защиту прав собственности). Вот 10 пунктов исходного Вашингтонского консенсуса (сформулированных в статье Джона Уильямсона в 1989 г.): Поддержание фискальной дисциплины (минимальный дефицит бюджета). Переориентирование госрасходов с субсидий на общественные блага, необходимые для роста и борьбы с бедностью: здравоохранение, образование и инфраструктура. Налоговая реформа: широкая налоговая база и умеренные предельные ставки налогов. Рыночное определение процентных ставок; невысокие, но все же положительные процентные ставки; Рыночное образование курса национальной валюты; Либерализация внешней торговли, устранение нетарифных барьеров, относительно низкие и однородные импортные пошлины. Снижение барьеров для прямых иностранных инвестиций; Приватизация госпредприятий. Дерегулирование экономики (за исключением регулирования, связанного с экологией и защитой потребителя, и пруденциального надзора). Защита прав собственности. Я уверен, что выполнение этих 10 пунктов привело бы к впечатляющим социально-экономическим достижениям (включая экономический рост, диверсификацию экономики, снижение неравенства и т.д.). В этом я не одинок – все эти пункты так или иначе в разное время поддерживали все российские руководители. Впрочем, я также понимаю, что выполнить многие из этих пунктов очень трудно даже тем политикам, которые в этом заинтересованы. Безусловно, реформы Вашингтонского консенсуса нельзя рассматривать в изоляции от других изменений (включая построение эффективного госаппарата, конкурентной политической системы и гражданского общества). Однако эти 10 пунктов все же представляют собой достаточно разумную метрику, при помощи которой можно посмотреть на последние 20 лет глазами начала 1990х. Мне кажется, что каждый читатель легко определит, по каким именно направлениям нам удалось добиться прогресса: Фискальная дисциплина: впечатляющие достижения в начале 2000х, и серьезный откат в последние пять лет. Сегодня бюджетный баланс России держится на свервысоких ценах на нефть. Ненефтяной дефицит бюджета составляет 10% ВВП. Оптимизация бюджетных расходов: пока существенных успехов добиться не удалось (особенно в области здравоохранения, образования и инфраструктуры). Налоговая реформа: впечатляющие достижения в начале 2000х, правильные решения по повышению налогов на табак, алкоголь и имущество; серьезные ошибки по повышению налогов на труд. Рыночное определение процентных ставок: основные реформы проведены, необходимы дальнейшие действия по развитию финансовой системы. Ставки станут положительными по мере развития конкуренции на банковском рынке, снижения инфляции и реформы пенсионной системы Рыночное образование курса национальной валюты: Центральный банк заявил о завершении перехода на плавающий курс рубля. Либерализация внешней торговли: грядущее вступление в ВТО наконец позволит сказать, что по этому направлению достигнут осязаемый прогресс. Снижение барьеров для прямых иностранных инвестиций: закон о стратегических отраслях стал существенным шагом назад. Приватизация госпредприятий: серьезная национализация последних 7 лет привела к серьезному откату. Объявленные в последние 2 года планы приватизации пока не реализуются. Дерегулирование экономики: существенный прогресс в начале 2000х. В последние годы рост коррупции привел к серьезному увеличению бюрократического давления на бизнес. Защита прав собственности: серьезный прогресс законодательства, но коррупция в правоохранительной и судебной системе приводят к тому, что права собственности по-прежнему не защищены. Итак, по подавляющему большинству пунктов Вашингтонского консенсуса Россия пока не добилась успеха. По многим направлениям можно констатировать серьезный откат. В этом смысле трудно возлагать вину за сегодняшние проблемы России на гайдаровское правительство, многие планы и заявления которого так и не были реализованы его преемниками.

Симон Кордонский экономист, социолог, профессор НИУ-ВШЭ Я из тех, кто отказался от предложения Алексея Головкова войти в состав правительства Гайдара. В середине ноября 1991 года достаточно подробно изложил свои мотивы в статье в «Независимой газете». Рассуждения о том, что при Гайдаре было хорошо, а сейчас все плохо очень напоминают по стилистике брюзжание старых коммунистов об исчезнувших «нормах ленинской партийной жизни». Андрей Колесников пишет о Пономареве как исключении, реликте. Но я то помню другое: десятки мелких чиновников бывшего ЦК КПСС , обслуживающих реформаторов на Старой площади, заботливое сохранение ими информационной и обеспечивающей инфраструктуры ЦК, его документооборота и многого другого. В частности, конкуренцию между реформаторами за кабинеты на Старой площади. К апрелю 1992 года новоявленные реформаторы заселили цековские дачи, освоили вертушки и существенная часть их превратилась в ухудшенное подобие прежних обитателей этих кабинетов. Колесников ставит в заслугу реформаторам отпуск цен, свободу торговли, приватизацию и финансовую стабилизацию. Но Андрей Илларионов, исследуя документы ЦК, показал, что цены были бы отпущены в любом случае. Это не заслуга реформаторов, а пассивное следование экономической логике. А то, что вину - и лавры – за это получили реформаторы, так это ирония истории. Как организатор написания (но не автор) проекта указа о свободной торговле могу сказать, что реформаторы получили на руки готовый пакет документов и передавали его вверх по своей иерархии, причем каждый получающий пакет назначал себя соавтором, по меньшей мере. В пакете, кроме самого проекта указа, были проекты подзаконных актов, которые, если бы реформаторы их реализовали, затруднили бы, во всяком случае, криминализацию торговли. Но приложения исчезли при переходе документов от одного молодого депутата (не всегда трезвого) к высокопоставленному функционеру. Заслуга реформаторов только в том, что они убедили Президента подписать указ. Про приватизацию и заслуги в этом деле реформаторов писать не буду. Виталий Найшуль, автор идеи ваучеров, уже многократно на эту тему говорил и писал. Теперь еще про одну заслугу, финансовую стабилизацию. Политическим следствием инфляции является эрозия власти. Пошаговое разрушение советских властных структур, начавшееся с Москвы в 1990 году, очень медленно проходило на региональный уровень. Не говоря уже об уровнях городов, административных районов и сел. И инфляция этот процесс разрушения стимулировала. Финансовая стабилизация заморозила распад советских властных структур на региональном уровне и ниже. С политическими последствиями этого нам теперь приходиться жить. Кроме того, финансовая стабилизация в конечном счете привела к «семибанкирщине», «олигархическому политбюро», усилиями которых были похоронены политические амбиции реформаторов. Имею ввиду «дело писателей». В конечном счете, именно реформаторы, сами того не желая, заложили основы того отечественного миропорядка, неприятие которого высказывает Колесников. То, что происходило в стране в 90 годы нуждается в исследовании, а не в мифологизации. Но мифотворчество процветает. Похоже, его инициаторы намерены стать достойными наследниками цековских идеологов и историков. Егор Гайдар был очень умным и трезвым человеком, выдающимся чиновником, а вовсе не тем бронзовым идолом, к поклонению которому призывают постаревшие «молодые реформаторы».

 

Максим Трудолюбов Редактор отдела «Комментарии» газеты «Ведомости» Недостроенный дом Три составляющих рыночной реформы, о которых напоминает Андрей Колесников, действительно глубоко важны. Это фундаментальные основы, о которых мы даже и не думаем больше. Ценовой механизм, торговля (особенно с учетом коррупционных возможностей в торговле поверх границ) и макроэкономическая политика – действуют. Эти части общего здания явно получились. Они несовершенны, но они есть. И вот именно на их фоне особенно зияющими выглядит отсутствие других элементов здания. На фоне того, что было сделано мы слишком ясно видим то, что сделано не было. Отсутствуют не украшения, а несущие конструкции. Это реформы институтов насилия (то есть армии, исполнения наказаний и проч.), правоохранения (прокуратуры) и разрешения конфликтов (суды). Этим реформам не дано было осуществиться либо потому что это более трудные реформы, либо потому что они воспринимались властями, как слишком ненужные. В любом случае их значимое отсутствие – такая же фундаментальная основа российской жизни, как присутствие тех, вышеназванных институтов. Понятное мне объяснение остановки нашего процесса реформ на середине пути (или даже раньше середины), состоит в том, что продолжать было не выгодно тем, кто победил благодаря первой порции реформ. Нашу группу победителей как раз можно определить через то, что им нужно и то, что им не нужно. Это именно те люди, которым нужны действующие для всех правила в части цен. И именно те люди, которым не нужны действующие для всех правила в части законов и решения споров в судах. Потому что хорошие институты защиты права есть за границей и там ими можно воспользоваться. А внутри страны нужно захватывать активы, добывать полезные ископаемые, варить сталь, делать удобрения, все это из страны вывозить и что-то в нее ввозить – промышленную продукцию вроде станков, вроде простых и сложных электронных устройств. Все это – бизнес-процессы. И для них наилучшим режимом является тот, который и действует в современной России. То есть дом не достроен вполне осознанно – это такой проект. Прокуратура, следствие и суды в их нынешнем виде этому режиму очень нужны, а в реформированном виде не нужны. И самое главное – необходимой частью обеспечения этих бизнес-процессов является наличие власти в руках у операторов наших бизнес-процессов. Иначе бизнес никак работать не будет потому что, институтов внутри страны нет. Власть распоряжаться и управлять ситуацией вручную должна быть только у тех, кто выиграл. А если допустить, например, независимое следствие и суд, то решения могут оказаться и не в пользу победителей. Их бизнес-модель развалится. Нынешняя элита – или группа победителей – не просто проедает наследие реформ, а подчинила своим деловым целям весь институциональный каркас страны. Как ни формулируй дальнейшие цели, а они будут включать расширение доступа к бизнесу, к процессу зарабатывания и к процессу накопления благ внутри страны, для чего нужно право собственности, а значит защита права, а значит суд. Придется возвращаться к той самой середине пути, то есть дорисовывать проект здания.

Фотография: РИА Новости

← Вернуться к списку дискуссий