Дискуссия

 

Памфлет Дмитрия Орешкина (далее – Д.О.) состоит из двух частей, логическая связь которых друг с другом для меня осталась неясной. От высказываний на чеченскую тему я воздержусь, поскольку не владею материалом. Мои комментарии будут касаться только первой из затронутых Д.О. тем - политики мультикультурализма в Европе.

 

Д.О. абсолютно прав, подмечая, как у нас любят употреблять иностранные термины, о значении которых знают лишь понаслышке. Распространенные в России представления о мультикультурализме, в самом деле, карикатурны. Только мне показалось, что Д.О. не опровергает их, а рисует еще одну карикатуру.

 

Выглядит она приблизительно следующим образом. Европа великодушно раскрыла двери для сирых и убогих из «третьего мира» и при этом зачем-то (не иначе как от избытка благородства) спонсировала культурное разнообразие. Поощряла развитие культурной идентичности мигрантов. Мигранты же ответили на это черной неблагодарностью – замыканием в добровольные гетто, нежеланием учить европейские языки и овладевать европейскими профессиями. Такую картинку рисуют обычно в правоконсервативных медиа. К действительности она отношения не имеет. 

 

Начнем с мотиваций той политики, которую окрестили «мультикультурализмом». Они были вполне прагматичны. 

 

Дело в том, что с середины 1950-х, когда в ряде стран Западной Европы началось массовое рекрутирование иностранных работников, до рубежа 1970-1980-х европейские политики и европейская публика верили, что имеют дело с «гостевыми рабочими». «Гастарбайтерами». А раз они здесь временно, то о каком «плавильном котле», о какой ассимиляции может идти речь? Отсюда произошло и выделение бюджетных средств на изучение детьми мигрантов «родного языка» (а иначе как они вернутся к себе на Балканы или в Турцию?), и толерантность к культурным практикам, привезенными «гастарбайтерами» с собой. Иными словами, резон «мультикультурализма» как политической программы был исключительно рациональным. Не из гуманитарного благодушия исходили лидеры принимающих стран, а из своего понимания raison d’Etat. Не дать иммигрантам инкорпорироваться, проникнуть в национальное тело. В немецком случае это была просто мягкая сегрегация. Так же, как в Израиле есть две стратегии по отношению к разным группам переселенцев – ассимиляция для евреев и мультикультурализм для арабов, так и в Германии было две стратегии – ассимиляция для «аусзидлеров» из Восточной Европы и СССР и мультикультурализм для турок и прочих южан. При этом, кстати, само словечко «мультикультурализм» вообще не употреблялось. В немецком публичном дискурсе оно появилось не раньше конца 1980-х.

 

Теперь о степени распространения этой политики. Д.О. исходит из того, что «мультикультурализм» представлял собой некую повсеместную стратегию европейских государств по отношению к иммигрантскому населению. Но, осознав пагубность этой стратегии, европейские лидеры решили от нее отказаться, о чем и возвестили устами г-жи Меркель и г-на Кэмерона. Между тем пресловутый мультикультурализм (подчеркну, именно в качестве политической программы, а не в качестве риторики) был довольно кратковременным эпизодом, имевшим место в очень небольшом количестве стран.  

 

В большинстве же европейских государств идея замены индивидуалистического принципа взаимодействия государства с населением на коллективистский принцип решительно отвергается. Это не только Франция, где само понятие «меньшинство» изъято из публичного оборота, а этническая статистика (т.е. учет населения по этническому происхождению) запрещена законом. Это, повторяю, подавляющее большинство стран Европы. Среди немногих исключений – Великобритания, Нидерланды и Швеция. Но, заметим, в британском случае ни о каком бюджетном финансировании этнических сообществ, образуемых мигрантами, речи не было. Мультикультурализм по-британски – это laisser faire. Подход, очень близкий к американскому: толерируется любое проявление культурных различий в публичной сфере, при условии, что оно (это проявление) не вступает в противоречие с законом. Остались, таким образом, Нидерланды и Швеция. Здесь, в самом деле, имел место флирт с мультикультурализмом именно в том смысле, в каком о нем пишет Д.О. Это тот случай, когда этнические сообщества мигрантского происхождения выделяются государством в отдельную категорию, и этой категории адресуются определенные административные мероприятия. Т.е. культурное разнообразие в публичном пространстве не просто толерируют, но и поощряют. Однако голландский и шведский флирт с мультикультурализмом был очень недолог. Он длился чуть более десятилетия (в Нидерландах соответствующие программы были запущены в ход в 1983 и свернуты в 1994, шведы также пересмотрели стратегию к середине 1990-х). К рубежу 1990-х-2000-х годов происходит повсеместный отход от мультикультурализма – причем как на уровне административной практики, так и на уровне публичной риторики. Запускаются программы «гражданской интеграции» (политкорректное имя для старой доброй ассимиляции). Мультикультурализм же превращается в жупел – не то что в академической и околоакадемической литературе, а в медиа.  Так что у г-жи Меркель и у г-на Камерона должны были быть веские, им одним ведомые, причины, чтобы спустя десятилетие после отказа от этой политики выйти на публику со свежей вестью о ее «провале».

 

И еще один момент в тексте Д.О., который меня обескуражил. Это идеализация западных государств как эффективных и ответственных (по контрасту с российским – неэффективным и безответственным). Бюрократическая машина западных государств, по Д.О., всегда в ладах с действительностью. Приняли решение, разработали систему мероприятий по его реализации, выделили финансирование, назначили ответственных.

 

И если по прошествии времени оказалось, что в реальности что-то развивается в нежелательном направлении, значит – будут приняты другие решения и разработаны другие системы мероприятий. 

 

Молчаливый посыл этого рассуждения: наличие корреляции между реальностью и бюрократическим разумом, якобы существующей на Западе. Но в том-то и дело, что происходящее в реальности плохо соотносится (а временами и вовсе не соотносится) с тем, что хотели бы видеть госчиновники (будь они самые что ни на есть западные). Реальность часто развивается не в результате принятых решений, а независимо от этих решений. Процессы маргинализации мигрантского населения (а точнее, определенной его части, ибо есть другая его часть, вполне успешно интегрированная в социальную структуру принимающей страны) – это реальность как Британии, которая благоволила мультикультурализму, так и Франции, которая его на дух не переносила. 

 

Теперь о понимании природы тех проблем, которые затрагиваются в дискуссиях вокруг пресловутого мультикультурализма. Как ни парадоксально, но источник этих проблем вообще лежит не в сфере культуры.

 

А вот перенос центра тяжести общественных дискуссий на культурную сферу – это весьма распространенный прием правящих классов во всех странах. Прием очень эффективный, ибо позволяет переключить внимание с первичных – структурных, связанных с устройством политико-экономической системы – проблем на всякого рода моральные и психологические артефакты. Есть, в частности, проблема систематического социального исключения целых слоев населения, и такое следствие социального исключения как маргинализация. Формирование групп вечных отверженных. Тех, кто от рождения являются изгоями. Об этом писал еще Маркс, когда разрабатывал категорию люмпен-пролетариата. Только если во времена Маркса люмпен-пролетариат формировался из местного населения, то, начиная со второй половины XX века, львиная его доля состоит из потомков мигрантов. А поскольку они, как правило, фенотипически отличны от коренных жителей, как тут удержаться от соблазна увязать их маргинальность с их этническим и «культурным» происхождением? И все сразу делается так просто. Все, оказывается, упирается, в конфликт идентичностей. В то досадное обстоятельство, что те, которых «понавпускали» в Европу, не хотят приобщаться к европейской культуре. Вместо того чтобы учить европейские языки и овладевать европейскими профессиями, замыкаются в добровольных гетто и пестуют там свою культурную идентичность.

 

 

2. Между тем, культура в сегодняшнем глобализированном человечестве едина. Общего у людей намного больше, нежели особенного. А вот субкультур неисчислимое множество. Это сообщества с теми или иными различиями в социализации. (Даже между москвичами и питерцами, например, усматривают культурные различия). А приписанная этничность играет самую незначительную роль. Внутригрупповая дисперсия больше межгрупповой. То есть различия внутри «русских» или «мигрантов» больше, чем между «русскими» и «мигрантами».

 

3.  Так что все общества сегодня «мультикультурны». Потому и рассуждать о мультикультурализме имеет смысл только как о политике. Какие границы выстраивает государство между разными субкультурными группами, кому и какие привилегии дает, кого и как дискриминирует и т.д. Ангела Меркель знает, что высказалась не самым умным образом про «крах» политики мультикультурализма. Но она это сделала с вполне конкретными целями. Контекст – расистские лозунги Сарацина, за которыми готова идти часть избирателей. И Меркель дает знак этим избирателям в преддверии выборов, желая отвлечь их от конкурирующей партии. (Разве Путин не говорил, по мнению внешних наблюдателей, массы глупостей в расчете на внутреннюю аудиторию?!).

 

4. Народ под «мультикультурализмом» усматривает чаще всего «понаехали». Население поголовно пропитано расистскими представлениями, а потому любые уговоры быть толерантными к «понаехавшим» фенотипически иным  вызывают у людей раздражение. Есть убежденность в существовании некой идеальной модели аутентичной культуры (которой «в реальности» не соответствует ни один из «коренных» жителей страны, но которой требуют придерживаться мигрантов!).

 

5. Лучшая «межнациональная  политика» – ее отсутствие. В СССР была мощная такая политика. Мы стали страной победившего мультикультурализма. И до сих пор стремимся дружить «народами». Пафос, конечно, похвальный. Но результаты сегодня налицо. Мне представляется, что в условиях фактического мультисубкультурализма особенно вредно конструировать границы между разными группами населения («культурами»). Все граждане должны быть равны в публичной сфере (экономика, политика, право), а в приватной – могут жить так, как считают нужным. Целью же государственной политики я бы сделал приватизацию этничности и религии.