Дискуссия

 

Александр Аузан экономист Дело в том, что Егор Гайдар во время обучения в МГУ прошел через спецсеминар по «Капиталу», который был целиком посвящен чтению этой отдельно взятой книги — других аналогов такому семинару я не знаю. Егор несколько раз говорил мне, что этот семинар был для него важен, потому что задавал необычайно высокий уровень культуры мышления и культуры дискуссии — ведь, «Капитал» - очень сложный, многогранный текст, и работа с самим текстом помогала избавиться от навязываемых «Капиталу» трактовок. Так что нет ничего удивительного, что многие либеральные экономисты сформировались под воздействием этой книги. Следующий эпизод, связанный с Марксом и Гайдаром произошел уже во время Перестройки, когда Егор возглавил экономический отдел журнала «Коммунист». Я спросил его, зачем ему эта работа — он же кабинетный ученый. И Гайдар ответил, что будет оставаться на этом месте до тех пор, пока Фридрих фон Хайек и его идеи не станут таким же известными как Маркс.   Конечно, «Капитал» можно воспринимать и как источник нормативной идеологии. Я, правда , по этому поводу вспоминаю историю про Андрона Михалкова-Кончаловского. Он в 1990-ые ставил пьесу Горького на Бродвее, и вот я был на встрече, где его спросили: «Как же так? Ведь Горький — пролетарский писатель». Кончаловский ответил в том духе, что писатель он, кончено, пролетарский, а драматург, все равно хороший. Это же можно сказать и про «Капитал» - там есть очень много непростых, содержательных мест. Эта книга не умерла, и это правильно.

 

 

Сергей Гуриев экономист, ректор РЭШ Знакомство с «Капиталом» было обязательным элементом экономического образования в Советском Союзе. Стереотипы марксистской экономической теории до сих пор играют огромную роль и в мировоззрении десятков тысяч преподавателей экономики в российских вузах, и в общественном сознании. Маркс был великим ученым, многие его результаты сегодня стали частью экономического «мейнстрима». Но после его работ экономическая наука прошла огромный путь – и с точки зрения переосмысления экономических механизмов, и с точки зрения методологии.   В отличие от многих своих сверстников, Егор Гайдар читал не только Маркса, но и Бем-Баверка, Джевонса, Маршалла, Пигу, Кейнса, Шумпетера и Фридмана – которые указали на несогласованность многих положений марксистской теории и тех ее постулатов, которые были опровергнуты эмпирическими данными. Мне кажется, что именно этот процесс логического опровержения основ марксистской экономической теории (господствующей в то время в советской экономической науке) был крайне полезным с точки зрения становления Гайдара как критического мыслителя и ученого-экономиста.

Алексей Байер экономист Экономика - наука не точная и очень завязанная на идеологию. В США идеологические войны за последние пару десятилетий обострились, и уже умершие экономисты типа Кейнса или Фридмана, вдруг стали вызывать яростные дебаты. Их любят или яро ненавидят, но это не имеет никакого отношения к тому "правы" они или нет, или даже "актуальны" ли.   Для Маркса это не в новинку. Он был, с одной стороны, экономист, но также и историк, и социолог, и философ, а еще и большой моралист, и обличитель существующей действительности, создатель движения и, хоть и в свое время маргинальный, но все же политический деятель.   Родившись в СССР, я не могу, конечно, к нему относиться непредвзято. Потому что с пеленок нам вдалбливали: "Учение Маркса всесильно, потому что оно верно". Так вроде бы сказал Ленин. Какое учение - философия, экономика или что иное - нам не объясняли, но все равно хотелось, чтобы это было не так. Тем более, что в обществе, якобы основанном на этом учении, ничего по-человечески не работало.   Своим экономическим анализом капитализма и его модели производства Маркс, несомненно, сделал огромный вклад в экономическую науку и изучение экономических отношений в обществе. Поскольку мы этих отношений до сих пор не понимаем - и, возможно, никогда не поймем, потому что изучаем сами себя изнутри, и следовательно ходим по заколдованному кругу, - то Маркс остается актуален. Он выдвинул ряд интересных гипотез в вопросах ценообразования, оплаты труда, частной собственности и производственных отношений. Как все гипотезы, его гипотезы тоже спорны, и, конечно, никаких вечных законов он не открывал.   Тем более, что общество меняется, усложняется его организация и структура, отношения между многочисленными игроками рынка становятся все более опосредованными. Трудно себе представить, чтобы анализ общественных отношений, датированный 1860-ми годами был бы актуален сегодня. Возможно, что актуален, например, инструментарий, которым пользовался Маркс в своем анализе, но не его заключения.   Для меня Маркс интересен вот чем. С момента своего возникновения капитализм нам как-то не очень импонировал. То есть, он был явно более эффективен и производителен, но нам он не нравился. Капитализм сломал "семейное", "клановое" построение общества и предложил систему отношений не иерархическую и эмоциональную, а опосредованную деньгами. Идеи Маркса - это первая реакция против капиталистических отношений. Это атака на них, но атака с позиций Эпохи Просвещения. То есть как вернуться к феодальным отношениям, как избавиться от денег и необходимости работать на дядю-эксплуататора за бездушные бумажки и монетки, но вернуться к ним на другом диалектическом уровне.   Эта линия атаки на капитализм исчерпала себя довольно быстро - настоящий марксизм, наверное, умер в конце 19-го века. Но на смену ему пришла крайне примитивная реакция справа. Это тоже неудовлетворенность капитализмом и его сложными отношениями, но стремление вернуться к "старому доброму" простому и задним числом упрошенному времени. Эта реакция впервые политически оформилась лишь после Первой мировой войны в Италии, а потом в Германии. Разновидности этой реакция как раз сегодня цветут махровым цветом.

Георгий Гловели экономист, профессор ГУ-ВШЭ Говоря о том, актуален ли марксизм и нужно ли сегодня читать «Капитал» Маркса (новое издание которого в серии ЭКСМО «Антология экономической мысли» неплохо расходится), надо определиться, что мы подразумеваем под марксизмом, какую из его ипостасей. Их, как минимум, три: 1) научная концепция, сохраняющая значение интеллектуального памятника и эвристического источника; 2) политическая доктрина, выражающая интересы определенных социальных слоев или групп; 3) вероучение, или культуримагинация - разновидность секулярной религии прогресса (если угодно – псевдорелигии, квазирелигии). Третью ипостась можно оставить историкам. Культуримагинация - это культурный смысл, созданный воображением, в данном случае воображением радикального философа-гуманиста и богоборца и тех, кто считал себя его последователями. Понятие культуримагинации как таковое ввел российский философ Я. Голосовкер (1890-1967), показавший двойственность духовной одержимости. Он писал: «Воображение как источник и высшее орудие познания все утончалось в лице единичных особей, поднимаясь до Платона и Гегеля, до Леонардо и Эйнштейна. Воображение как источник заблуждения огрублялось через культ и окостеневало через догматику, пока не перешло из религии в политику и не взяло в свои руки не рычаг совести, а рычаг силы, опирающейся на ratio науки». Поставим вместо перечисленных имен Маркса и Энгельса, Богданова и Грамши, и уточним, что марксистское воображение с самого начала было завязано на политику, на рычаг «материальной силы идей, овладевающих массами». И мы получим общую схему влияния марксистского вероисповедания на историю ХХ века. Главный урок, на мой взгляд, содержится в формулировке, данной ещё одним российским философом, Э.Соловьевым, во время самой серьезной дискуссии о марксизме периода перестройки (1990): «Даже если Бога нет, человек не Бог». Но не Бог и рынок, и хайековская «эволюционная» отмашка от проблем социальной справедливости не годится как символ веры. Пусть даже в современных движениях протеста против неравенства и всевластия денег марксистские формулы и лозунги не играют ведущей роли, противоречия экономической независимости и социальной справедливости, личного успеха и массовых потребностей, свободы и равенства не решаются устранением одной из сторон. И было бы слишком просто и смешно превращать Маркса (ссылаясь на его свободомыслие, критику «национальной экономии» и славословия росту производительных сил) в союзника «правых интеллектуалов»-«мондиалистов» вроде Ж. Аттали или В. Мау. Вторая ипостась марксизма – политико-доктринальная – на мой взгляд, может получить новое воплощение вследствие переоценки роли интеллектуальной элиты. Для левых «правильные» интеллектуалы - авангард протестующих классов, для правых - идейная обслуга классов господствующих, кондотьеры пера и экрана. Вопрос в том, имеют ли интеллектуалы будущее как вторичная элита, способная воспроизводить себя и общезначимые ценности «на дистанции» от власти и денег, бунта и дележа. Насколько реально такое воплощение и какова его социальная объективация («органическая интеллигенция» Грамши, или «когнитариат» Тоффлера, или что-то другое), сказать трудно, но без марксизма тут не обойтись. Наконец, марксизм в его первой, научной ипостаси, с инструментальным фондом «Капитала», сохраняет актуальность при нескольких поправках. Во-первых, глупо отрицать, что марксистский анализ капитализма не содержит преходящих элементов. Они обусловлены и риторикой пророка, который хочет знать (и навязывать) только свою истину, и тем «страстным отношением к вопросам политики», которое поражало некоторых добрых знакомых Маркса, отделявших его научный вклад от революционной устремленности (вроде социолога М. Ковалевского), и просто ограниченностью времени и образа жизни. Но это вовсе не обесценивает эвристики «Капитала», даже если отказаться от буквы трудовой теории ценности. Во-вторых, надо признать, что марксизм не может не быть разноликим, и ответы на многие современные вопросы целесообразно искать не только у Маркса, но и у его последователей, не зацикливаясь на том, насколько они «марксисты». Например, системный категориальный аппарат («цепная связь» и т.д.) Богданова способен прояснить эффекты, ведущие к экономическим кризисам не только как кризисам перепроизводства, но и как кризисам «перепотребления», а политическая теория Грамши содержит принципиальное решение вопроса о государстве как институте, отношение к которому не может быть позиционировано ни как отрицание, ни как упование и поклонение.

Борис Кагарлицкий социолог, директор Института глобализации и социальных движений   На протяжении целого столетия теория Маркса была объектом разносторонней, компетентной и остроумной критики. Режимы, заявлявшие себя последователями и адептами этой теории, потерпели поражение, а лексика марксизма в массовом сознании оказалась катастрофически дискредитирована. Если, несмотря на всё это, теория Маркса ещё сохраняет определенные позиции и влияние на умы, то исключительно по единственной причине — она верна.   Жан-Поль Сартр, объясняя причины своего обращения к марксизму, сформулировал суть дела предельно просто: «Капитал» дает адекватное описание капиталистических общественных отношений. Единственная возможность «преодолеть» марксизм, сделав его «не актуальным», это преодолеть сам капитализм, сделать «не актуальной» саму систему.   Разумеется, капитализм меняется, но именно поэтому работы Маркса остаются постоянно и неизменно востребованными — они анализируют сущностные фундаментальные основы капитализма, основные принципы, утратив которые, данная система просто перестала бы существовать как таковая или превратилась бы в нечто не просто отличное от себя «нынешней», а прямо противоположное самой себе. Иными словами, теоретическая модель «Капитала» - это политэкономический инвариант капитализма, описание фундаментальных общественных отношений, на основе которых как раз и происходит его эволюция. Потому работы современников Маркса устаревают, так же, как устаревают и работы более поздних исследователей, а «Капитал» остается принципиально важен в качестве базового источника аналитических принципов. При всём идеологическом отвращении к марксизму, к этому же источнику постоянно вынуждены прибегать и либералы, всякий раз, когда они ставят перед собой не задачу апологетики и пропаганды, а пытаются разобраться в тех или иных конкретных процессах и механизмах.