Публикация

Первая. Сформировать с участием лучших специалистов дееспособный российский Комитет по статистике. Параллельно собирать и представлять ему, а также А.Нечаеву и В.Барчуку в Министерство экономики и финансов текущую статинформацию. При этом уже в начале 1992 г. мы должны были обеспечить Правительство данными о динамике ВВП в разрезе основных секторов и регионов; о производстве важнейших видов продукции в натуральном выражении (уголь, нефть, газ, сталь, зерно и т.д., всего около 40 наименований); и наконец – о динамике цен по регионам, в городах и сельской местности. Последняя задача была особенно трудной, поскольку в СССР отрицался сам феномен инфляции, а значит и не было сколько-нибудь содержательной статистики цен. Если говорить о макроэкономике, требовалось уже в 1992 г. перейти от господствовавшего в советской статистике Баланса народного хозяйства – БНХ к Системе национального счетоводства – СНС.

Вторая задача – социально-экономическое прогнозирование и вариантные расчеты последствий тех или иных решений, которые анализируются и готовятся Правительством. Здесь у нас был определенный задел и в методах моделирования, и в программно-математическом обеспечении. Однако наработан он был в исследованиях и расчетах по экономике СССР. Теперь же необходимо было очень быстро верифицировать применяемые нами методы и модели на российских данных и «настроить» их на российскую экономику.

Те, кто занимался прикладными ЭММ, понимают, насколько это трудоемкая и непростая задача. Мы более или менее представляли, как построить уравнения производства и распределения продукции, балансовые ограничения по доходам и расходам реального сектора, финансово-кредитной системы, государства и населения. Однако никакого опыта построения поведенческих функций у нас не было. Поэтому на первых порах, если уж совсем ничего не получалось, мы вместо них вводили т.н. табличные функции. А строили их в ходе общения с теми коллегами, которые могли понять вопросы, которые мы им задавали. Ясно, что очень немногие люди, жившие в СССР, могли в 1991 г. ответить на такой, например, вопрос: «Как поведет себя средний городской житель на рынке труда после приватизации и дерегулирования зарплаты?» Или: «Как изменятся предпочтения среднего городского жителя на потребительском рынке после либерализации розничных цен?» Здесь неоценимую помощь нам оказали, проявив гигантское терпение и уделив нам очень много времени, сам Е.Т.Гайдар, Е.Г.Ясин, А.Н.Нечаев, С.А.Васильев, В.М.Машиц, А.Л.Головков, С.К.Дубинин, Л.М.Григорьев и другие наши коллеги. Очень нам помог Марек Домбровский, который тогда консультировал российское правительство.

Так или иначе, лучше или хуже – и первая, и вторая задача, поставленные Е.Т.Гайдаром, были решены. Уже в 1992 г. у нас появились первые, пусть очень грубые экспериментальные таблицы счета текущих операций, счета производства, счета распределения и использования доходов, счета накопления. Их практическое значение было минимальным. Но в октябре 1992 г. Верховный Совет РФ утвердил Государственную программу перехода Российской Федерации на международную систему учета и статистики на период 1992 -1996гг. (постановление №3708-1). А в 1994г. Госкомстат приступил к систематической разработке и внедрению СНС в регулярную статистику.

Что касается статистики цен, то уже 10 января 1992 г. (это была пятница) на стол премьера легла докладная записка и стопка распечаток с ЭВМ. Они показывали динамику цен по необходимой номенклатуре товаров и услуг на основе сбора и оперативной обработки данных в трехстах с лишним городах и населенных пунктах Российской Федерации. С тех пор каждую пятницу в 15-00 Егор Тимурович получал экспресс – информацию о потребительских ценах. Через несколько лет система сбора и обработки ценовой информации Госкомстата России, прообраз которой появился в 1992 г., была признана Евростатом одной из лучших в Европе.

Теперь о макроэкономическом моделировании и прогнозировании. В декабре 1992 г. ЦЭК по заданию Андрея Алексеевича Нечаева выполнил вариантные расчеты (на основе упоминавшихся выше межотраслевых моделей) для оценки влияния на экономику различных схем либерализации цен, внешней торговли, объема и структуры капитальных вложений других готовившихся Правительством решений. Их результаты обсуждались сначала в Министерстве экономики и финансов на совещаниях у А.А.Нечаева и В.В.Барчука, а 31 декабря 1991 г. нас вызвали на Ильинку, где тогда размещалось Правительство РФ. Егор Тимурович внимательно изучил все распечатки с ЭВМ и графики, которые мы ему принесли. Он спросил наше мнение по поводу различных вариантов либерализации цен. Вместе со мной тогда у него были Ю.А.Юрков, Е.Е.Гавриленков, В.Л.Соколин. Я при их поддержке стал убеждать Егора Тимуровича, что экономически приемлемым и социально наименее опасным является вариант, когда на первом этапе либерализации (например, в течение I кв. 1992 г.) цены на углеводородное сырье, хлеб и хлебопродукты, молоко и молокопродукты остаются регулируемыми. Егор Тимурович с нами не соглашался, а мы все более горячо отстаивали свою позицию до тех пор, пока не позвонила Мария Аркадьевна Гайдар и напомнила мужу, что хорошо бы все же встретить Новый год. Теперь я, конечно, понимаю, что был абсолютно не прав (частичная либерализация ничего, кроме коррупции, не дает!), но тогда очень расстроился, что не смог убедить Гайдара.

В конце 1991 – начале 1992 года ЦЭК выполнял также расчеты по обоснованию бюджетных проектировок, в том числе исходя из различных вариантов сокращения расходов на оборону и безопасность. При этом Гайдар четко формулировал входные условия каждого варианта с учетом того, что, например, сокращение текущих расходов на содержание ВС имеет одни последствия для экономики, а уменьшение гособоронзаказа – совсем другие. На завершающей стадии этих расчетов Гайдар, посмотрев очередной вариант, попросил все пересчитать. Он дал новые вводные по объему и структуре гособоронзаказа и внешнему долгу, вытекающие из необходимости решения проблем атомно-оружейного комплекса. Выполняя его поручение, я понял, насколько глубоко Егор Тимурович погружен в эту тему, как тщательно и всесторонне вникает не только в финансовые и организационные, но и в ее военно-политические аспекты. Сегодня ясно, что Б.Н.Ельцин, Е.Т.Гайдар, Г.Э.Бурбулис, и все, кто тогда был причастен к принятию сверхответственных решений в этой области, опасались, что распад страны приведет к вооруженным конфликтам в бывших союзных республиках. Если бы события пошли по сценарию, который реализовался через несколько лет в Югославии, для ядерной державы это означало бы катастрофу планетарного масштаба. К счастью, как мы знаем, этого не произошло.

Важная, на мой взгляд, работа была выполнена весной и летом 1992 г. по заданию Е.Г.Ясина, который тогда возглавлял рабочую группу по подготовке новой программы Правительства Гайдара – Программы углубления радикальной экономической реформы (Е.Г.Сабуров, шутя, называл ее «программой усугубления реформы»). Рабочая группа, по сути, не только работала, но и жила в Волынском. Днем я работал в Центре экономической конъюнктуры, где И.С.Матеров, Е.Е.Гавриленков, Э.Ф.Баранов, Ю.А.Юрков и другие сотрудники Центра выполняли и анализировали модельные расчеты, готовили аналитические записки, а вечером возвращался в Волынское. Туда 2-3 раза в неделю приезжали Гайдар, Чубайс, Шохин, Нечаев, Авен, Головков, Салтыков и другие члены Правительства. Им мы вместе с Е.Г.Ясиным докладывали результаты расчетов и обсуждали различные разделы Программы. Осенью 1992 г. Программа была подписана Е.Т.Гайдаром, но реализовать ее Правительству не удалось, так как в декабре 1992 г. оно было отправлено в отставку.

Осенью 1993 г. Е.Т.Гайдар вернулся в российское Правительство в должности министра экономики и первого заместителя Председателя Правительства. Как вице-премьер в правительстве В.С.Черномырдина Егор Тимурович взял на себя все ключевые вопросы экономической политики, но главное внимание уделял проблеме финансовой стабилизации. Основное время он проводил в Белом Доме, куда после ремонта переехало российское правительство. Мне же он поручил организовать работу Минэкономики в качестве его первого зама.

В Министерстве наряду с макроэкономикой мне пришлось с головой погрузиться в сложнейшие и острейшие отраслевые проблемы – в оборонно-промышленном комплексе, угольной промышленности, электроэнергетике, металлургии и машиностроении, других отраслях. Поскольку главной в то время была задача финансовой стабилизации, то прежде всего пришлось «врубиться» в проблематику оборонно-промышленного комплекса и угольной промышленности. Именно они требовали мощной подпитки бюджетными средствами.

Хорошо известно, что в «оборонке» очень серьезные проблемы стали копиться еще в советское время: избыточная милитаризация экономики, неудачные попытки конверсии в 80-е годы и др. В 1992-1993 гг. они еще более усугубились из-за дефицита финансовых ресурсов. Достаточно сказать, что в 1992 г. гособоронзаказ пришлось сократить более чем в 5 раз. К тому же в стране просто еще не было какой-либо системы в военно-экономическом программировании. К счастью, в Министерстве экономики работали глубоко знающие оборонно-промышленный комплекс специалисты – такие как В.Ф.Мозгалев, В.В.Сало, В.А.Михайлов и другие. К тому же у нас сложились очень конструктивные отношения как с руководством Генштаба – М.П.Колесниковым и его коллегами, так и с руководителями и специалистами Минобороны, прежде всего с первым замминистром А.А.Кокошиным и Начальником вооружений А.П.Ситновым. Удалось также наладить взаимодействие со многими генеральными конструкторами по видам вооружений и руководителями оборонных предприятий. Все они, конечно, болезненно переживали недостаток средств, но находили в себе силы вникать в наши аргументы и искать нелегкие компромиссы.

Вероятно, принимавшиеся тогда решения не всегда были верными. Но, как показало время, нам все же удалось сохранить и даже укрепить потенциал ключевых предприятий оборонно-промышленного комплекса. В условиях жесточайшего бюджетного дефицита удалось не только поддерживать действующее производство, но и осваивать, выражаясь сегодняшним языком, инновационные виды вооружений и военной техники. Благодаря этому в 2000-е годы Вооруженные силы страны получили современный ракетный комплекс стратегического назначения «Тополь-М». В 2010 году завершено начатое в 1994 году строительство первой российской многоцелевой атомной подводной лодки «Северодвинск». В 2007 году была спущена на воду новая стратегическая подводная лодка «Юрий Долгорукий», заложенная на «Севмаше» в 1997 году. Решения, которые позволили реализовать эти и некоторые другие жизненно важные для страны проекты принимались российским правительством в 1992-1994гг.

Вместе с тем в те годы сложились новые, адекватные рыночной экономике: методика мобилизационного планирования (хотя в начале 90-х некоторые «горячие головы» в Правительстве предлагали вообще ликвидировать моб-план); система обоснования, согласования и утверждения гособоронзаказа; принципы реструктуризации и конверсии оборонно-промышленного комплекса; подходы к демонополизации и регулированию военно-технического сотрудничества (правда, в этой сфере в последние годы наблюдаются обратные тенденции).

Что касается угольной промышленности, то ее реформирование имело особое значение. Особое – и в силу места этой отрасли в российской экономике, и в силу высокой политической активности шахтеров.

Тяжесть шахтерского труда усугублялась бессмысленностью экономических отношений, сложившихся в отрасли в советское время. Труд шахтера в течение многих десятилетий был не просто тяжелым, но и опасным для жизни. В СССР была такая трагическая статистика – на каждый миллион тонн добытого угля приходился в среднем один погибший на работе шахтер. Экономика же отрасли сводилась к тому, что значительная ее часть дотировалась из бюджета. В начале 1990-х годов эта сумма достигала 2,5 млрд. долларов в год, т.е. 10% расходов бюджета. Наряду с технически оснащенными и рентабельными шахтами продолжали существовать допотопные с инженерной точки зрения и убыточные предприятия с ужасающими условиями труда. В этом я убедился, когда вместе с Егором Тимуровичем побывал на шахтах Ростова и Воркуты.

В 1993 г. по инициативе Гайдара была создана Межведомственная комиссия по социально-экономическим проблемам угледобывающих регионов (как ее потом называли – угольная МВК). Комиссия наделялась исключительными полномочиями. Её решения были обязательны для всех министерств и ведомств, для субъектов Федерации. Первым председателем МВК был Гайдар, а затем в 1994-1998гг. ее возглавляли первые вице-премьеры Чубайс, Шохин, Потанин, Каданников, Немцов. Однако суть угольной реформы была очень четко сформулирована Е.Т.Гайдаром именно в 1993 году: ликвидация технически отсталых и убыточных угледобывающих предприятий с адресной социальной поддержкой шахтеров и адаптация угольной промышленности к рыночным отношениям. На первых же заседаниях угольной Комиссии он в ходе горячих дискуссий с участием специалистов отрасли, руководителей шахт и разрезов, профсоюзных лидеров добился принятия очень прозрачной схемы распределения бюджетных средств между предприятиями и объединениями угольной промышленности. Затем были приняты важнейшие решения по реструктуризации отрасли и приватизации ее предприятий.

Сегодня можно с уверенностью утверждать, что начатая Е.Т.Гайдаром реформа угольной промышленности дала положительный результат. Ликвидировано более 180 нерентабельных шахт. Численность работников в отрасли сократилась, а производительность труда выросла вдвое. Смертельный травматизм в отрасли сократился более чем в 2 раза. О бюджетных дотациях угольным предприятиям мы уже почти забыли.

Более 90% угля в стране теперь добывается частными угольными компаниями, причем добыча ежегодно растет. Если до реформы от угольных предприятий все бежали как черт от ладана, то после нее за акции угольных компаний боролись наши самые знатные олигархи. И это, может быть, самый убедительный индикатор успеха угольной реформы.

Надо сказать, что в промышленной политике, за которую в 1992-1993гг. отвечало Минэкономики, наряду с позитивными результатами были и серьезные просчеты. В частности, нам не удалось реализовать меры селективной поддержки предприятий. Ей в Программе углубления реформ 1992 года, которую я упоминал выше, было уделено большое внимание. Однако, наметив отраслевые приоритеты (атомная промышленность, энергетическое машиностроение, авиационная промышленность, льноводство и некоторые другие), мы не сумели предложить эффективных инструментов их реализации. С высоты сегодняшнего дня представляется, что и сама идея преференций отдельным отраслям и производствам, за которую лично я активно ратовал, была не очень содержательной. Очевидно, рынок решает такие вопросы лучше чиновников. К тому же в начале 90-х уровень администрирования у нас был недостаточным для решения нетривиальных задач. Поэтому вряд ли оправданным было требовать от бюджетных процедур, структур министерств экономики и финансов в Москве и на местах, налоговой и таможенной служб тонкой настройки. Да и сегодня попытки предложить и реализовать очередную программу промышленной политики лично у меня вызывают серьезные опасения.

Нельзя не коснуться еще одной темы, которая в последнее время снова активно обсуждается. Если суммировать разные высказывания, то я бы ее сформулировал примерно так. В брежневские годы экономика устойчиво развивалась и люди неплохо жили. Да, чего-то не хватало, но зато была стабильность. Ельцин с Гайдаром дорвались до власти, провели шоковую терапию и мы получили «лихие девяностые».

Мне казалось, что в работах Гайдара, Чубайса, Мау, Ясина, в трехтомнике «История новой России» под редакцией Филиппова, В «Очерках новейшей истории» Лопатникова и Травкина, публикациях Ослунда и др. дан исчерпывающий, аргументированный и подтвержденный фактическими данными ответ на подобные высказывания. Но, если они снова в центре внимания некоторой части нашего общества, попробую сформулировать свою позицию.

Жизнь сложилась так, что в начале 90-х вместе с «завлабами» и «мальчиками в розовых штанишках» Б.Н.Ельцину пришлось расхлебывать ту жуткую кашу, которую не один год заваривали умудренные большим партийно-советским опытом руководители СССР. Причем действовать нужно было весьма решительно. У первого постсоветского правительства России не было никаких 500 дней для проведения экономической реформы. Гигантские очереди в магазинах за всем – от хлеба до водки, сигаретные бунты, перебои в работе систем водоснабжения и отопления. Останавливались не только мелкие и средние, но и самые что ни на есть системообразующие предприятия страны. Бастовали уже не только шахтеры, но даже рабочие оборонных заводов. Сегодня молодые люди не ведают, а многие из тех, кто постарше, уже подзабыли те ожидания грядущей катастрофы, которые овладели и руководителями предприятий, и региональными лидерами, и федеральными чиновниками, и рядовыми гражданами.

Очевидно, что время на подготовку к плавной экономической реформе было упущено. Конечно, было бы, например, правильнее до либерализации цен накопить ресурсы для интервенций на товарных рынках, чтобы смягчить неизбежный ценовой шок. Но о каком накоплении ресурсов могла идти речь, если стране реально грозил голод. Руководители многих областей и городов слали Ельцину и Гайдару телеграммы, уведомлявшие об исчерпании продовольственных ресурсов, с требованиями их скорейшего пополнения.

Золотовалютные резервы страны в ноябре 1991г. составляли около 60 млн. долларов, а внешний государственный долг был около 80 млрд. долларов, внутренний – около 15. Новых займов нам ни одна страна не давала. Более того, в счет старых долгов в канадских и европейских портах арестовывались корабли с зерном, которое мы должны были получить по ранее заключенным соглашениям.

А в это время правительство Ельцина – Гайдара должно было:

• создавать новую бюджетную и жизнеспособную налоговую систему, чтобы хоть как-то наполнить казну и сформировать реальный бюджет страны;
• наводить порядок в банковской системе и денежном обращении в условиях общего с бывшими союзными республиками рублевого пространства. Печатались наличные деньги, к счастью, только в России – в Москве, Питере и Перми, а вот кредитную эмиссию банков Украины или Грузии проконтролировать было практически невозможно;
• создавать, по существу, заново военную организацию страны;
• обустраивать государственную границу Российской Федерации и вводить таможенно-тарифное регулирование;
• договариваться с МВФ и Мировым банком о стабилизационном и продовольственном займах;
• решать самые насущные проблемы поддержания систем жизнеобеспечения и т.д.

Да, по ряду причин, в том числе названных мною выше, родившееся в муках на месте советской республики демократическое государство в первые годы своего существования было недостаточно отстроенным. Его институты во многом формировались второпях и на ощупь. Милитаризованная, не ориентированная на конечный спрос и не способная реагировать на научно-технический прогресс экономика, которую страна унаследовала от социалистического прошлого, нуждалась в коренных преобразованиях. Именно они проводились в первые годы становления нового российского государства Правительством реформ.

Конечно, были ошибки. На мой взгляд, главная из них – недостаточная системность в государственном строительстве. Многие из нас, в том числе я, были уверены, что главное – перестроить экономику («базис», как нас учили в марксистской политэкономии). А уж политическая структура и социальные отношения в обществе («надстройка»!) неизбежно реформируются в новых экономических условиях. Эта уверенность подпитывалась тем, что в конце 1980-х –начале 1990-х годов окружавшие меня люди – дома, на работе и на улицах, во время митингов и тем более событий августа 1991 года –настолько активно и искренне участвовали в общественной жизни, что казалось, страна быстро распростится с тоталитарным прошлым и с радостью окунется в демократическое настоящее. Но, как выяснилось, невозможно добиться радикальных изменений в экономике, модернизировать страну, не изменив в целом политическую систему и ценностные установки общества. Недостаточно изменить материальное положение людей, надо, чтобы произошли изменения в головах, в их мировоззрении.

В этой же плоскости лежит вопрос о смене аппарата управления. Когда мы пришли в правительство, там продолжали работать до 90% бывших сотрудников аппарата ЦК КПСС, Совмина и других союзных ведомств. Г.Э.Бурбулис, который организовывал работу администрации президента и аппарата правительства, нас успокаивал: «Ребята, не волнуйтесь, когда эти советские чиновники поймут, что мы за Родину, увидят, что вкалываем днем и ночью, чтобы спасти страну, они станут нам помогать». Некоторые действительно искренне стремились помочь, другие – также искренне помешать. Всякое бывало. Ведь прежняя система в одночасье рухнула, а новую только предстояло создать. Более или менее перестроилось Министерство экономики, Министерство финансов, Министерство внешнеэкономических связей, Госкомимущество, другие экономические ведомства. В экономическом блоке Правительства команде Гайдара удалось настойчиво проводить свою линию. А вот большая часть силовых ведомств и правоохранительная система, по существу, какими были, такими и остались.

Сегодня приходится констатировать, что в 1991-1992 годах основные силы реформаторы сконцентрировали на экономике. А также глубоко и настойчиво включиться в преобразование других сторон государственной системы, на мой взгляд, не удалось. Все мы задним умом крепки. Поэтому сегодня мне кажется, что с первого дня не меньше, чем экономикой, надо было заниматься реформой судебной власти и правоохранительной системы. Надо было лучше отслеживать реальные интересы вновь нарождающихся социальных групп населения и поддерживать формирование различных партий и движений. Надо было создавать и укреплять местное самоуправление, механизмы федеративной парламентской республики и институты гражданского общества.

За свои просчеты мы поплатились трагическими событиями октября 1993 года, реальной угрозой реставрации коммунистического режима во второй половине 1990-х годов и отклонениями от магистральной линии демократического развития в 2000-е годы.

Я – не политолог. Мне трудно более конкретно и содержательно описать механизмы такой трансформации. Но в том, что она произойдет, я убежден. И последние события в Москве на Болотной, по всей стране убедительно подкрепляют мою убежденность.

Рыночная экономика, несмотря на все препятствия, которые могут чинить и чинят власти, так или иначе формирует достаточно влиятельные группы людей. Их объединяют общие социальные, а затем и политические интересы. Конкуренция между ними и отражающими их интересы политическими партиями должна привести к трансформации государства в нужном всем нам направлениям.

В заключении хотел бы привести две цитаты: из вступительного слова Б.Н.Ельцина на заседании Правительства РСФСР 15 ноября 1991 г. и из выступления Е.Т.Гайдара.

Б.Н.Ельцин:

«Я представляю, в какое время мы руководим Россией. Такого кризисного состояния не было, может быть, за всю историю России: экономического, финансового, материального обеспечения людей, социальной сферы, культурной, духовной, в развитии промышленности, сельского хозяйства, транспорта, экологии. Что ни возьми, то не просто проблема, а или кризисная ситуация, или близкая к катастрофе. Действительно, мы оказались сейчас на узкой тропинке, которая идет по краю пропасти, а одна нога уже практически в пропасти. И вот надо успеть пройти по этой тропе, и надо все-таки за достаточно короткий срок столько, сколько выдержит народ».

Е.Т.Гайдар:

«Россия отнюдь не обречена на вечную нищету, на чудо вечной нищеты в богатейшей стране. Она может начать быстро наверстывать отставание, потому что в ней есть мощная сила, мощный интеллектуальный потенциал. Тут можно включить один мотор – мотор интереса… Сегодня, с включенным мотором интереса, я убежден, Россия может прекрасно пойти вперед и стать одним из лидеров 21 века».

В конференции таже приняли участие Алексей Улюкаев, Геннадий Бурбулис, Алексей Кудрин, Андрей Нечаев, Яков Уринсон, Леонид Григорьев, Сергей Васильев, Сергей Дубинин, Грант Багратян. Аудиозапись их выступлений доступна на сайте Института Гайдара.