Публикация

Дмитрий Орешкин. География электоральной культуры в России. Региональный анализ.

8 октября завершились традиционные Гайдаровские чтения, в этом году впервые проходившие в Арзамасе. В течение недели мы опбуликуем наиболее интересные выступления, прозвучавшие на чтениях.

Дмитрий Орешкин - политолог, руководитель "Меркатор Групп".  Доклад, прозвучавший на Гайдаровских чтениях, в своих основных моментах пересекается с выступлением Дмитрия Орешкина на дискусии в Фонде "Либеральная миссия". 

Прежде всего нужно понять, что такое культура? Это — не Большой театр, это — не умение держать вилку в левой руке, а гораздо более серьезная и даже страшная вещь. Культура - сама очевидность; аксиома, которую мы усвоили с детства и система табу, которую мы не можем нарушать. Когда человек, воспитанный в одной культуре, сталкивается с другой, он переживает ситуацию культурного шока.

Я, например, рос в московском дворе, где мальчику для того, чтобы его уважали, надо быть всегда готовым к бою, и иной раз приходилось драться по 2 раза в день, чтобы поддерживать свой статус. Это была своя дворовая культура. Когда ты с такой культурой выходишь в другую среду, то ты воспринимаешься как варвар, потому что сразу лезть с кулаками - это в общем неправильно. Ты выясняешь это при столкновении с другой культурой, и испытываешь то, что называется культурным шоком. То же самое переживает и общество, когда оно воспитано в одной системе ценностей, и вдруг оказывается, что эта система ценностей, во-первых, не уникальна, а, во-вторых, не соответствует тем реалиям, в которых оно живет.

Есть культура электоральная. Она удобна тем, что отражается в цифрах, поэтому ее можно сравнить количественно. Например, в СССР было нормально, когда люди ходили на выборы с явкой 99.8% и точно также голосовали за единственную партию, и было нормально, что в бюллетене один человек. При этом все понимали, что на выборы 99% не ходят, и тем более 99% не голосуют за одну и ту же партию. Но это был ритуал, элемент культуры - ты приходишь на избирательный участок и ритуально демонстрируешь лояльность власти.

Когда в стране появилось альтернативное голосование и выборы приобрели свой первоначальный смысл слова, это было культурным шоком для людей, воспитанных в советской номенклатурной традиции. Эти уважаемые люди привыкли к тому, что если их выдвинули через какую-нибудь организацию, то выбор уже завершился — они автоматически получали 99.8%.

Выборы происходили, но все решалось за закрытыми дверями, где шла довольно жесткая конкуренция между различными людьми за то, чтобы занять различные позиции во власти. Эта ситуация называлась так: «Система у нас однопартийная: но многоподъездная». То есть подъезды зданий ЦК КПСС всерьез конкурировали друг с другом за право определять государственную политику, за продвижение своих людей и т.д. Сильная сторона такой модели была в том, что во власти не могли оказаться случайные люди. Недостаток системы тоже очевиден, потому что та система не могла представить никакого обновления.

Когда эта выборная система рухнула, обвалилась вся система управления. Это была катастрофа. К власти пришли люди обладающие, совершенно другими навыками, например, отчаянные популисты, плохо умеющие управлять государством. Для огромной доли советской номенклатурной элиты это был не просто шок, они были совершенно правы, когда называли это дурью московской.

В результате произошло крушение огромного советского мифа о единстве советского народа. Оказалось, что разные территории страны на возможность проводить альтернативные выборы отреагировали радикально по-разному. Отделившиеся Туркмения и Узбекистан немедленно превратились в султанаты, где бывший председатель республиканского комитета партии, господин Ниязов стал туркмен-баши - несменяемым лидером Туркмении, пока он странным образом не погиб. Бывший секретарь Кашкадарьинского обкома, господин Каримов стал почти таким же несменяемым султаном своей территории, где сохранились советские выборы - за Каримова голосуют 99% при такой же явке.

У нас в стране уже в 1997 году, через 6 лет после 1991-го года, проходили выборы президента в Кабардино-Балкарии. Президентом был Валерий Мухамедович Коков. Тогда уже действовал закон об основной гарантии избирательных прав. Этот закон прямо запрещал безальтернативные выборы, то есть нельзя было идти на выборы одному человеку как в советскую эпоху. Хитрый и умный Минтимер Шаймиев пошел на выборы следующим образом он назначил себе альтернативой заместителя министра лесного хозяйства Татарстана, который набрал 2% и проиграл. А вот Валерию Мухамедовичу воспитанному в другой культуре это было, что называется, западло, поэтому он пошел один, нарушая федеральный закон. При явке в 97% он набрал 98% голосов и блистательно победил. Кремль это нарушение закона проглотил: черт с ним, пусть нарушает закон, пусть остается, какой есть, но он держит эту территорию не позволяет ей двинуться в сепаратное плавание.

Это важно понимать, потому что мы часто думаем, что у центра есть полновластие, и он всем командует. Это совершенно не так. Пример Кокова показывает поскольку Коков контролирует ситуацию на своей территории

Так единая пирамида авторитарной советской власти раскололась на несколько авторитарных региональных пирамидок: Татарстана, Башкортостана, Чечни, Дагестана и нескольких прочих республик. В том же Татарстане явка на первые выборы 1993-го года составила 14%. Шаймиев ничего не делал противозаконного - он просто эти выборы не пропагандировал. Участки были открыты, но о них никто не знал. На сельской территории выборы составили вообще 0%, в столице в Казани где люди более продвинуты к участкам .

Выборы стали использоваться региональными элитами не как механизм коммуникации между властью и населением, а как способ торговли с центром за свои интересы.

В стране получилась целая плеяда из двух десятков регионов, которые сохранили близкий к абсолютному контроль над волеизъявлением населением. Это Татарстан, Башкортостан, Чувашия, Северный Кавказ, Марий Эл, Тыва и некоторые другие республики и даже некоторые области.

Замечательный пример дают выборы президента РФ в Дагестане 1996 года. Дагестанские элиты, борясь с этой самой дурью московской и используя свои возможности давления на СМИ и на избирательные комиссии, обеспечили в первом туре 63% в пользу Зюганова, а Ельцин получил всего 28%. По всей остальной стране у Ельцина было 35, а у Зюганова 32%. И поскольку в первом туре проиграли такие люди как Лебедь, Явлинский, Жириновский с весомым электоральным индексом было понятно, что ко второму туру избиратели, которые поддерживали Жириновского и Явлинского, скорее всего, отойдут к Ельцину и, соответственно, во втором туре Ельцин победит. Ощутив, что поставили не на ту лошадь, элита Дагестана за 2 недели устроила радикально другой результат голосования. Во втором туре Ельцин набрал 52%, вместо 28%, а Зюганов всего 44, вместо 63%.

Такая флюгерность показывает, что на самом деле региональные элиты контролировали электоральную ситуацию. И это было органично для той социокультурной ситуации, которая там была и, в общем, остается до сих пор. То есть выборы там были по существу такими же, какими они были в СССР. Легитимация уже состоявшегося в условиях торга за закрытыми дверьми договоренностей элит. Кадыров сейчас получает стопроцентную поддержку на своей территории. Мы можем только догадываться, как он это себе обеспечил, но в любом случае власть вынуждена с ним договариваться, потому что он контролирует ситуацию, причем договариваться за свой счет, потому что 94% бюджета Чечни - это федеральные дотации. Сама Чечня ничего не производит она вся сидит на московских деньгах.

В результате получается странная ситуация: поскольку республиканские элиты довольны (а Владимир Путин тем и силен как политик, что сумел достичь удовлетворенности этих региональных элит) они голосуют за Единую Россию и персонально за Владимира Путина — примерно с такой же монолитностью под 100%. И эти зоны особой электоральной культуры, если смотреть на официальные результаты выборов, становятся основой поддержки партии власти и персонально Владимира Путина. А в русских городах эта зона поддержки постепенно размывается. Парадоксально, но если сравнивать результаты 90-х годов Ельцина и нынешние результаты Путина и Единой России, то получается, что в городах, где голосование всегда свободнее, Ельцин набирал больше, чем Путин сейчас. Но в 90-х региональные элиты были против обновления из-за коммунистической системы ценностей, а сейчас они стали за Путина. И теперь у Путина получается поддержка примерно на 20-25% выше. Если посчитать в сумме количество управляемых избирателей, которые сходят почти со 100% показателем явки на выборы в этих особых территориях, то в итоге мы получим около 15 млн. А всего у нас на выборы ходит 60-65 млн. человек. То есть от одной четверти до одной пятой числа избирателей голосуют монолитно, как надо местному начальству. Короче говоря, минимум 20-25% в электоральной поддержке Единой России исходит из этих управляемых территорий, и это основа нынешнего консенсуса элит. Но за это надо платить, и мы наблюдаем, как это происходит. Например, у Кадырова достаточно много денег. Но это не его деньги. Это деньги федерального бюджета. Он на эти деньги приглашает Ванессу Мэй на празднование дня города Грозного, содержит футбольную команду, арабских скакунов по 200 тысяч долларов и т. д. Все это затруднительно купить на зарплату президента. То есть проблема в, том, что перед властью стоит серьезный вопрос или цельность федерального пространства или честные выборы.

При честных выборах резко вырастает представительство на том же Северном Кавказе людей исламской идеологии. Я ничего не имею против ислама, но понятно, что там люди могут быть и самой крайней исламской экстремистской направленности. С другой стороны нынешние московские элиты лишатся управляемой поддержки со стороны республик А этого допустить никак нельзя, в частности, потому что это противоречит нашим социокультурным представлениям о едином монолитном российском политическом пространстве. На самом деле оно страшно неоднородно, и выборы это явно показывают.

Готовы ли мы к таким переменам? Мне кажется, что нет, поэтому я считаю, что путинское отступления от норм европейской электоральной демократии с одной стороны было естественно, с другой - неизбежно. Надо понимать его как нормальную реакцию народа на страх перед распадом страны. Мы принесли свободные выборы в жертву ради восстановления той системы унитарной управляемости страны, которая была при СССР. Путин это откровенно говорит – надо вернуть единую Россию, и мы это принимаем, потому что это соответствует нашим социокультурным шаблонам. Но у нас развивается экономика, а экономика живет в городах. В городах люди хотят себе больше прав, и это естественно потому что, чем выше экономическое развитие, тем сложнее социокультурная обстановка, тем она разнообразнее и конкурентнее. Города предъявляют претензии к центру: им нужно больше прав и ресурсов. Это недовольство проявляется в голосовании - в городах Единая Россия систематически недобирает по сравнению с сельской территорией и тем более территорией Дагестана и Чечни.

Сложилась парадоксальная ситуация: будущее нашей страны определяют республики Северного Кавказа, Дагестан, Татарстан, Тыва то есть самые периферийные зоны нашей страны, за исключением пожалуй Татарстана и Башкирии. Города пока не ходят голосовать - они выражают свою неудовлетворенность игнорированием выборов. В этом смысле власть в своем праве потому что она думает примерно так: раз не ходят голосовать, значит не приспичило. Но этот процесс будет усложнятся, потому что центр платит за лояльность тем, что позволяет региональным элитам распоряжаться теми финансовыми ресурсами, которые сам ей предоставляет - отсюда источник коррупции.

Приходится с этим мириться. Но если мы платим столько денег в Чечню, мы недоплачиваем их в другие области; города будут этому противостоять. Мы с вами сейчас находимся в ситуации вяло текущего культурного шока: с одной стороны понятно, что есть выборы, а с другой стороны они похожи на советские, когда от голосования ничего не зависит, но это есть плата за сохранение компромиссного отношения между центром и регионами, которое политологии называется путинским консенсусом элит.

Надо понимать неизбежность такой промежуточной ситуации и ее конечность во времени. Победят все равно города, потому что развивающееся социокультурное пространство требует больше прав. Если мы хотим создать социокультуру, которая может конкурировать с Западом, если мы хотим создать экономику, которая может производить что-то конкурентоспособное по отношению к Европе, то городам нужно давать больше воздуха для развития. Я думаю, что они этот воздух потребуют в течение ближайших десяти лет. Платой будет ослабление федеральной вертикали и трения с региональными элитами.

Надо это хорошо понимать, чтобы не огульно обвинять власть, что она такая-сякая и что-то там фальсифицирует. Да, фальсифицирует, потому что вынуждена это делать, и думает, что это есть плата за социальную стабильность и за цельность политического пространства. С другой стороны надо понимать, что выборы единственный механизм, который может разрешить накапливающийся клубок противоречий. 

Другие выступления на Гайдаровских чтениях:

 Яков Уринсон. Перспективы развития экономики: Россия и мир

Валерий Гаврилов. Выступление на пленарном заседании «Социально-экономическое развитие России в 21 веке»

← Вернуться к списку публикаций